Неточные совпадения
Одну из них, богиню Молчания, с пальцем на губах, привезли было и поставили; но ей в тот же день дворовые
мальчишки отбили нос, и хотя соседний штукатур брался приделать ей нос «вдвое
лучше прежнего», однако Одинцов велел ее принять, и она очутилась в углу молотильного сарая, где стояла долгие годы, возбуждая суеверный ужас баб.
— Меня? Разве я за настроения моего поверенного ответственна? Я говорю в твоих интересах. И — вот что, — сказала она, натягивая перчатку на пальцы левой руки, — ты возьми-ка себе Мишку, он тебе и комнаты приберет и книги будет в порядке держать, — не хочешь обедать с Валентином — обед подаст. Да заставил бы его и бумаги переписывать, — почерк у него —
хороший. А
мальчишка он — скромный, мечтатель только.
— Молчи, дрянной
мальчишка, — сказала она. — Утри
лучше нос, не видишь?
Последний сидел в своей комнате, не показываясь на крики сердитой бабы, а на следующее утро опять появился на подоконнике с таинственным предметом под полой. Нам он объяснил во время одевания, что Петрик — скверный, скверный, скверный
мальчишка. И мать у него подлая баба… И что она дура, а он, Уляницкий, «достанет себе другого мальчика, еще
лучше». Он сердился, повторял слова, и его козлиная бородка вздрагивала очень выразительно.
— Нет, — слабо улыбнулась Женька. — Я думала об этом раньше… Но выгорело во мне что-то главное. Нет у меня сил, нет у меня воли, нет желаний… Я вся какая-то пустая внутри, трухлявая… Да вот, знаешь, бывает гриб такой — белый, круглый, — сожмешь его, а оттуда нюхательный порошок сыплется. Так и я. Все во мне эта жизнь выела, кроме злости. Да и вялая я, и злость моя вялая… Опять увижу какого-нибудь
мальчишку, пожалею, опять иуду казниться. Нет, уж
лучше так…
— Да и то правда. А поздоровел как
мальчишка,
похорошел, вырос… один восторг! Так если не хочешь, я сама пойду.
— Уходи, сделай милость! У меня там, у зеркала, в коробочке от шоколада, лежат десять рублей, — возьми их себе. Мне все равно не нужно. Купи на них маме пудреницу черепаховую в золотой оправе, а если у тебя есть маленькая сестра, купи ей
хорошую куклу. Скажи: на память от одной умершей девки. Ступай,
мальчишка!
Посмотрите
лучше на этого 10-летнего
мальчишку, который в старом — должно быть, отцовском картузе, в башмаках на босу ногу и нанковых штанишках, поддерживаемых одною помочью, с самого начала перемирья вышел за вал и всё ходил по лощине, с тупым любопытством глядя на французов и на трупы, лежащие на земле, и набирал полевые голубые цветы, которыми усыпана эта роковая долина.
— Мне
мальчишек больше не надо, — говорил счастливый Гордей Евстратыч. — Девочка не в пример
лучше…
Он меня обнял, поцеловал и пригласил на другой день к себе обедать, а я запутался и не попал, потом уехал в провинцию и больше не видал его, и не видал больше на сцене ни одного
хорошего Кречинского — перед Василием Васильевичем Самойловым каждый из них был
мальчишка и щенок.
— Вы
лучше других знаете, — продолжал князь, как бы желая оправдаться перед бароном, — что женитьба моя была решительно поступок сумасшедшего
мальчишки, который не знает, зачем он женится и на ком женится.
Граф Хвостиков мысленно пожал плечами: Бегушев ему казался робким
мальчишкой… школьником; да и Домна Осиповна была ему странна: когда он говорил с нею в кадрили о Бегушеве или,
лучше сказать, объяснял ей, что Бегушев любит ее до сих пор без ума, она слушала его внимательно, но сама не проговорилась ни в одном слове.
Иногда Яков думал, что Митя Лонгинов явился не из весёлой, беспечной страны, а выскочил из какой-то скучной, тёмной ямы, дорвался до незнакомых, новых для него людей и от радости, что, наконец, дорвался, пляшет пред ними, смешит, умиляется обилию их, удивлён чем-то. Вот в этом его удивлении Яков подмечал нечто глуповатое; так удивляется
мальчишка в магазине игрушек, но —
мальчишка, умно и сразу отличающий, какие игрушки
лучше.
— Греху моему вы не судьи, а она не виновата. Наталья, суров я был с тобой, ну, ничего.
Мальчишек! Петруха, Олёша — дружно живите. С народом поласковей. Народ —
хороший. Отборный. Ты, Олёша, женись на этой, на своей… ничего!
— Тебе, дяденька,
лучше всего на самый верх, где бильярдные, — посоветовал
мальчишка, — там на крыше отсидишься, если с маузером.
Иван. Какую сцену закатит мне Софья, если я… Проклятый
мальчишка! Уж
лучше бы он ранил меня…
Вильгельмина Федоровна. А если так, то плюнь на все!.. Пусть тебе дадут, что следует по закону, и уедем за границу! Я
лучше по миру, с сумой готова идти, чем видеть, что муж мой под начальством у
мальчишки, который прежде за счастие считал, когда я позволю ему поцеловать мою руку или налью чашку чаю.
Тит Титыч. Не твое дело. Я
мальчишкой из деревни привезен, на все четыре стороны без копейки пущен; а вот нажил себе капитал и других устроил.
Хороший человек нигде не пропадет, а дурного и не жаль. Слушай ты, Андрей, вели заложить пару вороных в коляску, оденься хорошенько, возьми мать с собой да поезжай к учителю, проси, чтоб дочь отдал за тебя. Он человек
хороший.
Этого не спросил, спросил — другое. Первым его вопросом, первым вопросом моей исповеди было: «Ты чертыхаешься?» Не поняв и сильно уязвленная в своем самолюбии признанно умной девочки, я, не без заносчивости: «Да, всегда». — «Ай-ай-ай, как стыдно! — сказал батюшка, соболезнующе качая головой. — А еще дочь таких
хороших богобоязненных родителей. Ведь это только
мальчишки — на улице…»
Степанида Трофимовна. А сам ты, Парамон Ферапонтыч, виноват; избаловали вы
мальчишку так ни за копейку. Вы бы ему с малолетствия воли-то не давали, а уж теперь поздно. Пусть бы с молодцами в город бегал, приглядывался да руку бы набивал, так бы
лучше было.
«Ты
мальчишка, ты свистун, а не советник, вот как; знай, сударь, свой карман да
лучше сосчитай,
мальчишка, много ли ниток на твои онучки пошло, вот как!» Семен Иванович был простой человек и всем решительно говорил «ты».
— Это
мальчишки, которых правительство кормит, поит и одевает на свой счет, — раздался голос с коня, — а они, неблагодарные, бунтуют!.. Из них, братцы, со временем выйдут подьячие, которые грабят вас, грабят народ — дадим им
хороший урок!
— Нашему брату, батенька, некогда спать, — говорил он вполголоса, когда я лег и закрыл глаза. — У кого жена да пара ребят, тому не до спанья. Теперь корми и одевай да на будущее припасай. А у меня их двое: сынишка и дочка… У мальчишки-подлеца
хорошая рожа… Шести лет еще нет, а способности, доложу я вам, необыкновенные… Тут у меня где-то их карточки были… Эх, деточки мои, деточки!
«Вот глупый
мальчишка! Берет на себя чужую вину! — вихрем пронеслось в её мыслях. — Что же, тем
лучше! Пускай! По крайней мере, это избавит меня от нового наказания», — беспечно решила девочка.
Создавалось ощущение, что я сам по себе какой-то очень
хороший, что мы особенная порода, не то что эти
мальчишки с сопливыми носами и вздутыми, как шары, животами, в грязных холщовых рубашках, пахнущих дымом.
И она исчезает. Ничего не понимая, чувствуя мучительное сердцебиение, я иду к себе домой. Меня ждет «Прошедшее и будущее собачьего налога», но работать я уже не могу. Я взбешен. Можно даже сказать, я ужасен. Чёрт возьми, я не позволю обращаться со мной, как с
мальчишкой! Я вспыльчив, и шутить со мной опасно! Когда входит ко мне горничная звать меня к ужину, я кричу ей: «Подите вон!» Такая вспыльчивость обещает мало
хорошего.
Какой дрянной
мальчишка мой Володька! В кого он такой? — Не знаю. Я, кажется, была верна его родителю. Плакса, нюня. Сейчас являлся прощаться с нянькой. Я не знаю, что в них
хорошего, в таких ребятишках по второму, по третьему году? Ревут, шлепаются по всем комнатам…